Но так к

Но так к
Альбер Камю Он до У нег Яркий свет отражался Лишь время от "Его зовут Томас А сейчас По щекам у После кино она С пригор Меня оглушал Как р -- Я заметил Я еще нем Мари научила Полиц Он спросил, большой А когда пришлось Я уже ко -- Д Я чувствовал, что Немного погодя приплыла Мы не сбавили Потом Раймон сказал: На горизонте прошел Он показался мне В ск Достал оттуда Но в тот д С арестантской стороны Другой мой Он-то и заговорил Она не узнала Тогда с м Судебный пристав Все лица Спрос На нем был Прокурор сказал, что Потом Сначала при Особенно в тех И дальше, продолжая И тут я Я корил с Так мне казалось Самым тяжким Зачем тогда я Священник, как Я хотел было Маленькая женщина-автомат Благодарю вас, Даже около Выиграли? Так Ах, Человек с тонкой Сколько преступлений Если мне иной В этом есть Неудивительно, что Но на утро Нет, мы любим На похор Я в изумлении Я обращался к Можете с ней Правда, я всегда Но прежде Мне все с Не хочу В от Впрочем, клятва, Я смеялся над В общем, Встретимся в одиннадцать Вот если бы Если сомневаетесь, Таким Богатство, дорогой друг, Правда, А умирающие порою Словом, А потом я Там уж не Вам, конечно, известно, Уж не зн Они, как говорится, Я понял Однако с тех К нес .. Нет И без книг Но в Афри Во всяком случае, Бавона в Больше всего Но так к Но я Но тут же Вы приедете, верно? Видите, какие
Но так как они все же не могут отказаться от суждения о ближних, они наверстывают на вопросах морали. В общем, они дьявольски почитают добродетель. Странное, право, время! Неудивительно, что происходит смятение умов и что один из моих приятелей, который был атеистом, пока хранил безупречную верность супруге, вдруг обратился в христианство, когда совершил прелюбодеяние. Ах, эти мелкие скрытники, комедианты, лицемеры -- они, однако, очень трогательны! Поверьте, все трогательны, даже когда они разжигают в небесах пожар. Атеисты они или богомольцы, чтят ли они Москву или Бостон -- все они христиане, так уж у них от отца к сыну идет. Но если нет больше отцовской власти, кто же будет хлопать по пальцам указкой? Люди свободны, пусть уж как-нибудь сами выворачиваются, но, так как они больше всего боятся свободы и кары, ожидающей их за эту свободу, они просят, чтоб их хлопали по пальцам, изобретают страшные указки, спешно воздвигают костры, чтобы заменить ими церковь. Сущие Савонаролы, право! Но они верят только в смертный грех и никогда не поверят в благодать. О благодати они, конечно, думают. Они мечтают о благодати, о всеобщем "да", о непосредственности, благоденствии и, как знать (ведь они сентиментальные), грезят о помолвках: невеста -- молоденькая, свеженькая девушка, жених -- статный мужчина, в честь обручения гремит музыка. А я не отличаюсь сентиментальностью, так знаете, о чем я мечтал? О том, чтобы предаваться любви душой и телом, день и ночь, в непрестанном объятии, в экстазе наслаждения -- и пусть так будет пять лет, а потом -- смерть. Увы! Ну а раз нет целомудренных помолвок или непрестанной любви, пусть уж будет брак со всей его грубостью, супружеской властью и плеткой. Главное -- чтобы все стало просто, как для ребенка, чтобы каждое действие предписывалось да чтобы добро и зло были определены произвольно, зато вполне очевидно. И я на это согласен, при всем моем сицилианстве и яванстве, а уж к христианам меня никак нельзя отнести, хотя к первому из них я полон самых добрых чувств. Но на парижских мостах я узнал, что и я боюсь свободы. Да здравствует же господин, каков бы он ни был, лишь бы он заменял закон небес! "Отче наш, временно находящийся на земле... О руководители наши, главари очаровательно строгие, вожаки жестокие и многолюбимые!.." Словом, как видите, главное в том, чтобы не быть свободным и в раскаянии своем повиноваться тому, кто хитрее тебя. И раз все мы будем виновны -- вот вам и демократия. Да еще учтите, дорогой друг, ведь надо отомстить за то, что мы должны умирать одиноко. Умираем мы в одиночестве, а рабство -- всеобщее состояние. Не только мы, но и другие будут порабощены одновременно с нами -- вот что важно. Все наконец объединятся, правда стоя на коленях и склонив голову. Значит, совсем неплохо в своей жизни уподобиться обществу, а разве для этого не нужно, чтобы общество походило на меня? Угрозы, позор, полиция -- таковы священные основы этого сходства. Раз меня презирают, преследуют, принуждают, стало быть, я имею право развернуться вовсю, показать свое нутро, быть естественным. Вот почему, дорогой мой, торжественно восславив свободу, я втайне решил, что надо срочно отдать ее кому угодно. И всякий раз, как я могу это сделать, я проповедую в своей церкви -- в "Мехико-Сити", призываю добрых людей покориться и смиренно добиваться удобного состояния рабства, называя его, однако, истинной свободой.

Хостинг от uCoz