|
-- Да, -- заметил Саламано, -- в богадельне, по крайней мере,
друзья-товарищи находятся.
Потом он извинился и ушел. Ему хотелось спать. Жизнь у него теперь
совсем переменилась, он не знает, как ему быть, что делать. Впервые за все
время нашего знакомства старик словно украдкой протянул мне руку, и я
ощутил, какая у него жесткая, корявая кожа. Он слегка улыбнулся и перед
уходом сказал:
-- Надеюсь, нынче ночью собаки не будут лаять. А то мне все кажется,
что это моя...
В воскресенье я с трудом проснулся. Мари пришлось звать меня, трясти за
плечо. Мы не стали завтракать, так как хотели пораньше искупаться в море. Я
чувствовал полную опустошенность, и голова у меня немного болела. Закурил
сигарету, но она показалась мне горькой. Мари подшучивала надо мной,
говорила, что у меня "похоронная физиономия". Она пришла в белом полотняном
платье, с распущенными волосами. Я сказал ей, что она красивая, она
засмеялась от удовольствия.
Перед тем как спуститься по лестнице, мы постучались к Раймону. Он
ответил, что сейчас будет готов. Когда мы вышли, то, верно, из-за усталости
да из-за того, что утром я не отворил ставни, яркий солнечный свет ослепил
меня, и я зажмурился, как от удара. А Мари прыгала от радости и все
восхищалась погодой. Я почувствовал себя лучше и заметил тогда, что голоден.
Я пожаловался Мари, но она раскрыла свою клеенчатую сумку и показала мне:
там лежали только наши купальники и полотенце. Оставалось одно: ждать. Мы
услышали, как Раймон захлопнул свою дверь. На нем были брюки василькового
цвета и белая рубашка с короткими рукавами. Но голову он прикрыл шляпой
канотье, и Мари это рассмешило; руки выше локтя нисколько у него не
загорели, были совсем бледные и покрыты черными волосами. Мне стало как-то
противно. Он спустился по лестнице, насвистывая, и явно был очень dnbnkem
собой. Мне он сказал: "Привет, старина", и назвал Мари "мадемуазель".
Накануне мы ходили в полицейский участок, и там я дал показание, что
арабка обманывала Раймона. Он отделался предупреждением. Мое показание не
проверяли. У подъезда мы немного поговорили об этом, потом решили поехать в
автобусе. До пляжа не очень далеко. Однако автобусом гораздо скорее.
Раймон заявил, что его приятель будет доволен, если мы приедем
пораньше. Мы уже хотели было двинуться, но Раймон подал мне знак, чтобы я
посмотрел на другую сторону улицы. И я увидел там группу арабов. Они стояли
у табачной лавочки, прислонившись к поручню витрины, и все смотрели на нас,
но на свой особый лад: как будто перед ними не люди, а камни или пни. Раймон
сказал, что второй слева -- брат его любовницы. Он заметно встревожился, но
добавил, что теперь эта история кончена. Мари не поняла и спросила, о чем
идет речь. Я объяснил, что там стоят арабы, у которых зуб против Раймона.
Тогда она попросила, чтобы мы сейчас же отправились. Раймон выпятил грудь,
но, засмеявшись, согласился, что надо поскорее смыться.
Мы направились к остановке автобуса -- она была недалеко. Раймон
сообщил мне, что арабы не идут за нами следом. Я обернулся. Они стояли все
там же и все так же равнодушно смотрели на то самое место, с которого мы
ушли. Мы сели в автобус. У Раймона стало, как видно, легче на душе, и он
старался всякими шуточками позабавить Мари. |