Полицейский велел ему замолчать, пусть женщина уйдет, а он пусть
останется в своей комнате и ждет, когда его вызовут в участок. Он добавил,
что Раймону должно быть совестно: вон как он напился, даже весь дрожит.
И тут Раймон объяснил ему:
-- Я не пьяный, господин полицейский. Только я ведь перед вами стою,
вот меня и берет дрожь. Поневоле задрожишь.
Он затворил дверь, и все разошлись. Мы с Мари закончили свою стряпню.
Но у Мари пропал аппетит, я почти все съел один. В час дня она ушла, а я еще
немного поспал.
Часа в три ко мне постучались. Вошел Раймон. Мне не хотелось вставать.
Раймон присел на край кровати. И сначала он ни слова не промолвил. Тогда я
спросил, как все это случилось. Он рассказал, что все сделал так, как
задумал, но она дала ему пощечину, и тогда он отлупил ее. Остальное я видел.
Я сказал, что, по-моему, обманщица теперь наказана и он должен быть доволен.
Он согласился со мной и заметил, что как бы полицейский ни важничал, а девка
все равно свое получила. Он добавил, что хорошо знает полицейских и умеет с
ними обращаться. И тут он спросил, ждал ли я, что он даст сдачи
полицейскому. Я ответил, что ровно ничего не ждал и к тому же не люблю
полиции. У Раймона сделался очень довольный вид. Он спросил, не хочу ли я
прогуляться с ним. Я поднялся с постели и стал причесываться. Раймон
попросил меня выступить свидетелем. Мне это было безразлично, но я не знал,
что мне полагалось сказать. По мнению Раймона, достаточно было заявить, что
эта женщина обманывала его. Я согласился выступить свидетелем в его пользу.
Мы пошли в кафе, и Раймон угостил меня коньяком. Потом он предложил
сыграть партию на бильярде, и я едва не проиграл. Затем он стал звать меня и
бордель, но я отказался, потому что не люблю таких заведений. Мы потихоньку
вернулись домой, и Раймон сказал мне, как он рад, что проучил любовницу. Я
находил, что он очень хорошо ко мне относится, и считал, что мы славно
провели вечер.
У подъезда я еще издали увидел старика Саламано. Он казался очень
взволнованным. Когда мы подошли, я заметил, что при нем нет собаки. Он
озирался, поворачивался во все стороны, заглядывал в темный наш подъезд,
бормотал что-то бессвязное и снова оглядывал улицу своими маленькими
красными глазками. Раймон спросил у него, что случилось, он не сразу
ответил, только глухо пробормотал: "Сволочь! Падаль!" -- и продолжал
суетиться. Я спросил, где его собака. Он сердито буркнул: "Убежала". И вдруг
разразился потоком слов:
-- Я, как всегда, повел ее на Маневренное поле. Там было много народу,
около ярмарочных балаганов. Я остановился посмотреть на Короля побегов. А
когда хотел пойти дальше, ее уж не было. Давно следовало купить ей ошейник
потуже. Но ведь я никогда не думал, что эта дрянь вздумает убежать.
Раймон сказал, что, может, собака заблудилась и скоро прибежит домой.
Он привел примеры: иногда собаки пробегали десятки километров, чтобы найти
своих хозяев. Но, несмотря на эти рассказы, старик волновался все больше.
-- Да ведь ее заберут собачники! Вы понимаете? Если б ее ктонибудь себе
взял. Но это же невозможно, кто такую возьмет? Она всем противна, у нее
болячки. Ее собачники заберут.
Тогда я сказал, что пусть он идет на живодерню и ему там отдадут
собаку, только придется заплатить штраф. |