|
Таким образом (возьмем один пример), женщины в конечном счете дорого
стоили мне. Время, которое я посвящал им, я не мог отдавать мужчинам, а они
не всегда мне это прощали. Как тут быть? Счастье и успехи тебе прощают лишь
при том условии, что ты великодушно соглашаешься разделить их с другими. Но
раз хочешь быть счастливым, ты не можешь чересчур заботиться о других.
Положение безвыходное. Будь счастлив и судим или не знай осуждения и будь
горемыкой. А ко мне относились еще более несправедливо: меня осуждали за
прошлое мое счастье. Я долго жил в иллюзии всеобщего согласия, тогда как со
всех сторон в меня, рассеянного, улыбающегося счастливца, недруги метали
осуждающие взгляды и стрелы насмешек. В тот день, когда я услышал сигналы
тревоги, я вдруг прозрел, почувствовал все нанесенные мне раны и сразу
лишился сил. Весь мир принялся смеяться надо мной.
А ведь такого издевательства не может вынести ни один человек (кроме
мудрецов, то есть тех, кто не живет). Единственный отпор -- это злоба. И
тогда люди спешат осудить тебя, чтобы самим не подвергнуться осуждению. Ну
что вы хотите? Самая естественная и самая наивная мысль, которая приходит
человеку как бы из глубины его естества, -- это мысль, что он не виновен. С
этой точки зрения мы все подобны тому французскому мальчику, который в
Бухенвальде упорно хотел подать жалобу писцу (тоже из числа заключенных),
заносившему его имя в список узников. Жалобу? Писарь и его товарищи
засмеялись: "Бесполезно, милый мой. Здесь жалоб не принимают". "Но видите
ли, мсье, -- говорил маленький француз, -- у меня исключительный случай. Я
не виновен!"
Мы все -- исключительные случаи. Все мы хотим апеллировать по тому или
иному поводу. Каждый требует, чтобы его признали невиновным во что бы то ни
стало, даже если для этого надо обвинить весь род людской и небо. Вы очень
мало обрадуете человека, расхвалив его за те великие усилия, благодаря
которым он стал интеллигентным или великодушным. Но зато как он засияет,
если вы будете восхищаться его природным великодушием. И наоборот, если вы
скажете преступнику, что его преступление не зависит ни от его натуры, ни от
его характера, а от несчастных обстоятельств его жизни, он вам будет
бесконечно благодарен. Во время вашей защитительной речи он как раз выберет
ту минуту, когда вы говорите про эти обстоятельства, и расплачется. А ведь
нет никакой заслуги во врожденной честности или природном уме. Не
возрастает, конечно, и ответственность за преступление, если оно совершено в
силу преступной натуры его виновника, а не в силу обстоятельств. Но эти
мошенники требуют помилования, то есть безответственности, и бесстыдно
ссылаются в свое оправдание то на свою натуру, то на смягчающие
обстоятельства, даже если одно другому и противоречит. Для них главное,
чтобы их признали невиновными, не подвергали сомнению их врожденные
добродетели, а их грехи сочли бы следствием несчастного стечения
обстоятельств, временной бедой. Я вам говорил: главное -- отвертеться от
суда. А поскольку это нелегко, -- вызвать восхищение собой и в то же время
найти оправдание своей натуре дело весьма затруднительное, -- все они жаждут
богатства. Почему? Вы задумывались над этим? Богатство -- это могущество,
правильно. Но важнее тут другое: богатство избавляет от немедленного суда,
извлекает вас из толпы, осаждающей вагоны метро, и дает вам блещущий никелем
автомобиль, изолирует вас в обширных, бдительно охраняемых парках, в
спальных вагонах и пароходных каютах-люкс. |