| В общем, чтобы жить счастливо, мне
надо было, чтобы мои избранницы совсем не жили. Они должны были получать
частицу жизни лишь время от времени и только по моей милости.
Ах, поверьте, мне совсем не доставляет удовольствия рассказывать об
этом. Стоит мне вспомнить о той полосе моей жизни, когда я требовал все и
ровным счетом ничего не давал взамен, когда я заставлял многих и многих
людей служить мне, а их самих как будто прятал в холодильник, чтобы они
всегда были под рукой и я мог бы ими пользоваться по мере надобности, право,
уж и не знаю, как назвать то любопытное чувство, которое возникает тогда у
меня. Может быть, это стыд? Скажите, дорогой соотечественник, ведь стыд
немного жжет душу, верно? Тогда это, пожалуй, стыд или одна из тех нелепых
эмоций, которые касаются чести. И во всяком случае, мне кажется, что это
чувство не покидало меня с того приключения, которое гвоздем засело у меня в
памяти. Я должен рассказать о нем, больше я не могу оттягивать, несмотря на
все свои отступления, а в них я проявил столько старания, столько
изобретательности, что, надеюсь, вы воздадите мне должное.
Смотрите-ка, дождь перестал! Будьте так любезны, проводите меня до
дому. Я устал. Странное дело, устал не оттого, что много говорил, но от
одной мысли о том, что мне еще предстоит рассказать. Ну, начнем. Восстановим
в нескольких словах главное мое открытие. Буду краток. Зачем много говорить
об этом? Долой покровы, которыми закрывают нагую статую, прочь пышные речи!
Так вот. Однажды в ноябрьскую ночь года через три после того вечера, когда
мне показалось, что кто-то смеется за моей спиной, я возвращался домой по
левому берегу Сены и пересек ее по Королевскому мосту. Был час ночи. Моросил
мелкий дождь, скорее, изморось, разогнавшая редких прохожих. Я возвращался
от своей любовницы, которая, наверное, уже уснула. Мне было хорошо, я
чувствовал легкую усталость, успокоенное тело согревала кровь, пробегавшая
по жилам неслышно, как этот осенний дождик. На мосту кто-то стоял,
перегнувшись через перила, как будто смотрел на реку. Подойдя ближе, я
увидел, что это молодая тоненькая женщина, вся в черном. Между черными ее
волосами и воротником пальто видна была полоска шеи, беленькой, мокрой от
дождя шейки, и это немного взволновало меня. Я на мгновение замедлил шаг, но
тут же одернул себя и двинулся дальше. Спустившись с моста на набережную, я
двинулся по направлению к бульвару Сен-Мишель, на котором жил. Я прошел уже
метров пятьдесят и вдруг услышал шум, показавшийся мне оглушительным в
ночной тишине, -- шум падения человеческого тела, рухнувшего в воду. Я замер
на месте, но не обернулся. И тотчас же раздался крик. Он повторился
несколько раз и как будто спускался вниз по течению, но внезапно оборвался.
Молчание, наступившее вслед за тем в застывшем мраке, показалось мне
бесконечным. Я хотел побежать и не мог пошевелиться. Я весь дрожал от холода
и волнения. Я говорил себе: "Надо скорее, скорее" -- и чувствовал, как
непреодолимая слабость сковала меня. Не помню уж, что я думал тогда:
"Слишком поздно, слишком далеко" -- или что-то вроде этого. Я стоял
неподвижно, прислушивался. Потом медленно двинулся дальше. И никому ни о чем
не сообщил.
Но вот мы и пришли, вот мой дом, мое убежище! Завтра? Хорошо, как
хотите. Охотно повезу вас на остров Маркен, посмотрите на Зайдерзе. |