| Мы не сбавили шага, но
Раймон сказал: "Может, начнется драка, тогда ты, Массон, возьми второго. Я
беру на себя своего. А ты, Мерсо, врежь третьему, если появится". Я ответил:
"Ладно". Массон засунул руки в карманы. Раскаленный песок казался мне теперь
красным. Мы шли в ногу. Расстояние между нами и арабами все сокращалось;
когда оставалось лишь несколько шагов, они остановились. Раймон двинулся
прямо к своему арабу. Я не расслышал, что он сказал, но араб нагнулся, будто
хотел боднуть его головой. Тогда Раймон ударил его и кликнул Массона. Массон
всей своей тушей навалился на второго и два раза его ударил. Араб упал в
воду, лицом в песчаное дно, вокруг его головы поднимались и лопались пузыри.
Тем временем Раймон тоже ударил своего противника, искровянил ему лицо.
Потом повернулся ко мне и сказал: "Посмотри, как я его отделаю". Я крикнул:
"Берегись, у него нож!" Однако араб уже вспорол Раймону руку и разрезал
губу.
Массон прыгнул к своему. Но второй араб поднялся и встал позади того, у
которого был нож. Мы не смели пошевелиться. Те двое медленно отступали, не
сводя с нас взгляда и угрожая ножом. Когда отошли подальше, повернулись и
убежали, а мы остались на солнцепеке. Раймон крепко стягивал предплечье
платком, сквозь который капала кровь.
Массон сказал, что надо тотчас разыскать доктора -- он всегда проводит
воскресенье на плато. Раймон соглашался пойти. Но как только он начинал
говорить, у него булькала во рту кровь, вытекавшая из раны. Поддерживая его,
мы довольно быстро добрались до хижинки. Раймон сказал, что раны у него
неглубокие и он может дойти. Он отправился с Массоном, а я остался, чтобы
объяснить женщинам, что случилось. Мадам Массон плакала, а Мари слушала мой
рассказ вся бледная. Мне надоело объяснять, я замолчал и стал курить, глядя
на море.
Около половины второго Раймон вернулся в сопровождении Массона. Рука у
него была перевязана, угол рта заклеен липким пластырем. Доктор сказал ему,
что это пустяки, но у Раймона вид был угрюмый. Массон пытался его
рассмешить. Но он все молчал, Потом сказал, что спустится к морю. Я спросил,
куда он направляется, мы с Массовом пойдем вместе с ним. Он разозлился и
выругал нас. Массон заявил, что не надо ему перечить. Но я всетаки пошел с
Раймоном.
Мы долго шли по пляжу. Солнце палило нещадно. Свет его дробился на
песке и на поверхности моря. У меня было такое boew`rkemhe, что Раймон
знает, куда он идет, но, может быть, я ошибался. Мы пришли наконец к
ручейку, протекавшему в песке за высокой скалой, в самом конце пляжа. И там
мы увидели обоих наших арабов. Они лежали в своих засаленных спецовках. По
виду оба были спокойны и почти что довольны. Наше появление их не испугало.
Тот, который ударил Раймона ножом, молча смотрел на него. Второй наигрывал
на дудочке из тростника и, глядя на нас, непрестанно повторял три поты,
которые мог извлечь из своей флейты.
Кругом было только солнце и тишина, журчание ручейка и эти три ноты.
Раймон полез в карман за револьвером, но его враг не пошевелился, и они
молча смотрели друг на друга. Я заметил, что у того, кто играл на дудочке,
пальцы на ногах широко расставлены. Раймон. не спуская глаз с противника,
спросил меня: "Ухлопать его?" Я подумал, что, если я стану отговаривать,
Раймон еще больше взвинтит себя и наверняка выстрелит. И я только сказал:
-- Он же еще ни слова не произнес. Нехорошо в таком случае стрелять.
И опять были зной и тишина, журчала вода и флейта. |